— Все беды людей от узколобого фанатизма! — Прол упрямо повернул разговор в прежнее русло.

«А ведь он даже цену за свои услуги не попытался поднять! — подумал я в этот момент. — Это было бы совершенно оправдано и логично».

— Беды людские проистекают из гордыни, самонадеянности и неверия, — отозвался я. — А был бы я или Стефан фанатиком, ты бы уже на костре горел.

— Вот про это я и говорю! — на намек про костер Прол не обиделся, обрадовавшись, что я позволил втянуть себя в дискуссию. — Не хватает вам, святошам, широты взглядов! Чуть что в канон не укладывается — на костер!

— Да уж какая тут широта взглядов. — Стефан позволил говорить его голосом, устав озвучивать все мои слова. — Или на демонов как-то иначе можно смотреть? И на жертвы, которые Темные Слуги в их честь режут?

— Ну они-то зло…

— А у зла нет оттенков, Прол! Черный, как его ни назови, черным и останется. Нет светло-черного или слегка черного.

— У баб есть… — ввернул Гринь, явно озвучивая наболевшее. Не иначе, подружка запросила в подарок шаль цвета «фуксия».

— А у оружия? — не растерялся Прол. — У оружия есть цвет? У пистолета или квача? Им ведь и демона можно убить, и обычного человека. И доброго, и злого. Что оно тогда — не зло?

Для того, чтобы самим верить во что-то, многим людям требуется, чтобы и окружающие их веру разделяли. Прол как раз принадлежал к их числу.

— Зло, — ответил я. — Без оттенков — зло. Но зло соразмерное. Ты ведь, чтобы чирей вскрыть, не топор берешь? И не из пистолета его простреливаешь?

— Магией мира не уничтожить…

— Как знать. Может и нет, — я едва удержался, чтобы не сказать, как Гринь «може». Очень у него заразительно выходило. — Зато душу бессмертную — с гарантией.

— Началось! — протянул охотник. — Как у святош кончаются аргументы, так они к душе обращаются! Кто эту душу видел?

— Демонов до Темных Веков тоже не видели. Считали чем-то метафорическим, аллегорией на человеческие пороки и грехи. Сейчас ты их видишь. И дела их тоже. Почему же душа для тебя по-прежнему — миф?

Прол ненадолго замолчал, но не признав мою правоту, а готовя новые доводы в защиту своей позиции. Хорошо хоть не увлекся настолько, чтобы перестать окрестности оглядывать.

— Допустим, душа есть, — неохотно признал он после некоторого молчания.

— Аминь.

— Но почему вы, церковники, продолжаете служить тому, кто позволил демонам вторгнуться в наш мир? Почему ваш Бог молчал и не вмешивался, когда лились реки крови? Почему сейчас никак себя не проявляет? Может, он слаб и больше не в силах сдерживать Зло?

Разговор наш в конечном итоге неизбежно пришел к единственному возможному выводу. Единственному для нехристя, естественно. На этом и строится их отрицание власти Бога — он не вмешивается. При этом в расчет не берется, что нынешние времена — не первые в истории, когда человечество стояло на грани уничтожения. Взять хоть бы Великий Потоп, где геноцид рода людского был не настолько однозначным, как пытались представить противники Церкви.

Надо было сворачивать эту беседу — пару верст ею сократили и ладно. Не потому, что у меня не было аргументов против позиции охотника, просто Стефан слушал все это, а разум одиннадцатилетнего мальчика лучше таким не смущать.

— Ничто без воли Его не происходит. Но Он наделил нас свободой воли не для того, чтобы всю ответственность можно было возложить на него. Не нужно приписывать Ему то, что люди сами сделали.

— Это что же?

— Не говори, что вскрывая склады и схроны древних, вы не нашли ответа на этот вопрос. Словарь немецкого куда более редкий артефакт, чем знание о том, что стало причиной Открытия Разломов.

— Это только гипотеза!

Но тон его сделался куда менее запальчивым и уверенным. Я угадал — нехристи знали.

А вот Стефан — нет. В фильме, который я ему показывал, ничего не говорилось о предыстории гибели человеческой цивилизации.

О чем он тут же спросил. Я решил отвечать вслух — и воспитанника просветить, и на доводы охотника ответить.

— Принцип Парда. Гипердвигатель. Иначе называемый варп-двигателем. Устройство, способное пронзать время и пространство, ворота человечества за пределы Солнечной системы. Пара часов пути — и космический корабль у Альфы Центавра. Или у того желтого карлика, где астрономы обнаружили планету, едва ли не копирующую Землю. Первые поселенцы там даже успели высадиться. Ты же читал об этом, Прол?

— Это гипотеза… — упрямо молвил тот.

— Ой ли? А заключений ученых того времени, которые били в набат об опасности принципа Парда, ты не встречал в архивах? Они же не просто паниковали — основывали свое мнения на доказательствах. О том, что двигатель разрывал саму ткань мироздания! Об изнанке Всевещности, где даже законы нашего мира не работают? По-твоему, Господь это сделал? Вложил в головы ученых необходимые знания, которые привели их туда, где людям быть не должно? И сорвал Печати?

— Это лишь твое мнение…

— Закончили, Прол. Есть две точки зрения: твоя и моя. Менять убеждения никто из нас не собирается. Я Страж, пусть и дохлый, как ты выражаешься, а не ревнитель. Я не буду тебя наставлять на путь и спасать твою душу. Ты знаешь вполне достаточно, чтобы сделать это сам. Что касается магии…

— Я знаю, — Гринь произнес фразу так тихо, что мы его едва расслышали. — Используя эту Силу, я душу в грязи валяю.

— Лучше и не скажешь.

— Но эта Сила нужна нам. Сейчас.

— Не осуждаю, Гринь. Твое решение, твоя душа. Но в нашей компании тебе лучше воздерживаться от использования магии.

С точки зрения мирянина — хоть общинника, хоть нехристя, — это странно. Ненависть Церкви к магии казалась абсурдной, держащейся на фанатизме священства, узурпировавшего право на чудеса. Но только если не знать того, что было известно Ассамблее. Она ведь много сил и времени тратит не только на борьбу с демонами, но и исследованиями занимается. Изучает прошлое человечества, чтобы во всеоружии встречать будущее. И природу магии познает. Как сражаться с Врагом, если ничего не знаешь о его оружии?

Но правду Церковь раскрывает неохотно — это так. А некоторые секреты и вовсе навсегда запирает в подвалах Гданьской цитадели — вместе с их носителями. К подобным относились и сведения о магии.

Миряне знали, что в мир колдовство пришло вместе с демонами. Точнее сказать (и это знание общедоступным не являлось), импульсом стал сам факт снятия Печатей — магия в мире была всегда, но сдерживалась силой оных. Знали обычные люди, что выходцы из Преисподней награждали своих слуг Силой, топливом для которой служила жизнь и кровь. Но большинство из них понятия не имели, что проклятый дар можно было получить при рождении. Сами урожденные маги об этом старались не распространяться, опасаясь преследования, а на территории, подконтрольной Ассамблее, за соблюдением тайны следили ревнители. Которые отбирали детей с магическими способностями у родителей и скрывали их от мира.

Как правило, урожденные не использовали ритуалы и заклинания Темных, хотя они и не были от них закрыты. Работали с сырой Силой, которая теперь бесконтрольно разливалась по миру, особенно сильно проявляясь в местах массовых казней — Столов Крови, и Разломов. То есть, по сути урожденные пользовались последствиями человеческих жертвоприношений, хотя и всячески это отрицали.

При этом нельзя сказать, что Церковь бескомпромиссно уничтожала всех владеющих магией. Тех, кто добровольно отказывался от проклятого дара, не преследовали, позволяли жить обычной жизнью, лишь проверяли порой. А некоторых и вовсе брали на службу. Например, в Новгородской епархии служил ревнитель, двадцать лет назад принявший сан и с тех пор ни разу не призвавший запретную Силу. Служил людями и Ассамблее, спасая души и очищая тела.

Так что я был категорически не согласен с Пролом, называющим служителей Церкви узколобыми фанатиками. В основе служения всегда, как и прежде, лежала свобода воли и выбора. Которая, разумеется, не относилась к Темным Слугам, их прислужникам и сектантам — эти свой выбор сделали, навсегда запятнав души сношением с Тьмой.