В пятистах метрах от нас я подогнал дрона прямо к уху игумена. Синхронизировал его динамики, не особенно мощные, но для нашего дела достаточные, с голосом Стефа и дал ему знак, что можно говорить.

— Патруль, остановиться, — тут же приказал граничник. — Говорит Страж Стефан Дуров, номер жетона семьдесят два. Назовите цель вашего нахождения на границе земель Ассамблеи.

Игумен сперва закрутил головой, но быстро сообразил, что голос исходит не из ближайших кустов, да и вообще слышит его только он. Поднял руку, приказывая отряду остановиться и степенно произнес:

— Здравствуй, Стефан. Я отец Иннокентий, настоятель мужского монастыря в Сосновске, мы с тобой знакомы. У меня приказ встретить тебя и скорейшим порядком доставить в монастырь.

— Я и сам туда ехал, отче. К чему этот эскорт?

— Приказ архимандрита, Стефан. А ты почему прячешься от нас?

— Какого конкретно архимандрита, отец Иннокентий? Их много, знаешь ли.

— Саввы, настоятеля Печорского монастыря.

— Как он узнал, что я на подходе?

— Сыне, ты палку-то не перегибаешь? — надул щеки игумен. — Я уважаю бдительность, но у тебя она уже давно из берегов вышла! Почему прячешься от нас?

— Не прячусь, отче, за поворотом реки лагерем встал, да вас приметил. Так как узнали обо мне?

— Мне то не ведомо. Может, закончим с допросом? Не по чину действуешь, Страж.

— А ты, отче, не по уставу. Почему представитель гражданского крыла поехал встречать граничника?

— Мой монастырь на самой границе стоит, кого же еще посылать?

И вот тут он прокололся. Саму фразу сказал, вроде как, естественно, при прочих равных я бы и не заметил ничего подозрительного, однако именно в этот момент игумен поднял руку и почесал кончик носа. Да еще и взгляд бросил на одного из ополченцев — обычного мужика средних лет. Нервничал он, вот что. И вовсе не от того, что где-то неподалеку сидел Страж с оружием на него наведенным, понимал, что только безголовый будет по своим палить. Настоятель монастыря что-то скрывал. И, ко всему прочему, понимал, что Стеф задает вполне правомочные вопросы.

— Повторюсь. Если с востока ехать, то мимо твоей обители не проедешь. Я так и так туда собирался.

— Так чего мы тогда стоим?

— Темнишь ты что-то, отче…

— Одичал ты в странствиях, Страж.

— Может и так. Оставайтесь на месте, я сейчас подъеду.

По знаку Стефа я отключил динамики дрона. И тут же услышал его вопрос, обращенный уже ко мне:

— Ну? Чего думаешь, Оли?

— Темнит настоятель, — ответил я, не раздумывая.

— Это очевидно.

— А еще он на мужика одного посмотрел, как будто одобрения от него ждал.

— От ополченца что ли?

— Да.

— Еще лучше! — Стефан почесал затылок. — Кто в свиту к игумену мог затесаться? Ревнитель под видом ополченца?

— Как вариант. Просто не захотели привлекать внимания к тому, что граничника под стражу берут. Народу такое может и не по нраву прийтись.

— Логично.

— А может не ревнитель он вовсе, а одержимый?

— Игумен или тот мужик? Да окстись, Оли! На церковных землях? Очень сомневаюсь! С другой стороны, Золотоголовый-то от нас отлепился. Уже второй день пошел, а от него ни слуху, ни духу. А до этого, ты говорил, он и часа на роздых не давал. И откуда архимандрит Савва узнал о нашем приходе?

— Анджей, ревнитель Малахии, мог голубя послать.

— Насколько я помню, ты утверждал, что ведьмак птиц передавил?

— Ну мало ли?

Стеф замолчал, запустив пальцы в волосы. Посидел так пару минут, но ничего не придумав, поднялся на ноги.

— От аббатство! Мало того, что не помню ничего, так еще и не понимаю! Как же бесит!

— Слово «бесит» от «бесов» происходит, — тут же отозвался я с укоризной. — И ругательства по созвучию подобранные — тоже ругательства. Формально ты не сквернословил…

— Зануда! Что делаем?

— Накрой их залпом с метателя, да и вся недолга!

— Оли!

— Что Оли? «Что делаем, что делаем…» Мы сюда пять дней добирались! С конкретной целью, между прочим! У нас сведения важные, а ты устроил тут паранойю! Да, согласен, странно, что игумен на встречу поехал. Странно, что узнали о нас так своевременно. Скорее всего тебя сейчас в монастырь проводят, а там допросят — порядок есть порядок. Но это же наши, Стеф! Наши братья! Ежели им не верить — кому тогда?

Напарник покачал головой, принимая мои аргументы. После чего оставил в покое метатель, подошел к панели управления платформой, и двинул вперед рычаги.

— Никогда еще со мной такого не было… — со смущением произнес он, когда наш транспорт медленно поплыл вперед. — Всегда четко понимал, что происходит. Знал, что делать. А тут…

— Смирись, — была бы возможность, я бы хлопнул Стража по плечу, чтобы хоть как-то ободрить. — Выпало тебе испытание тяжкое, но такова жизнь. А Господь никогда не даст больше, чем ты способен вынести.

— Да знаю! — отмахнулся Стеф. — Знаю. Только от этого не легче.

Спустя несколько минут мы уже подъезжали к остановившемуся за изгибом реки патрулю. Страж уже успокоился и смотрел на общинников спокойно, даже немного высокомерно, будто встречать его было их святой обязанностью. Игумену кивнул, но ручкаться и поклоны бить не стал. Не спускаясь с платформы произнес.

— Ну вот ты меня и встретил, отче. Веди.

Настоятель монастыря лицом закаменел, будто не брата встречал, а преступника. И следующей своей фразой окончательно дал понять, что так он к Стражу и относится.

— Оружие сперва сдай, сыне. Не должно арестованному оружному ходить.

Стеф ощерился по-волчьи, как всегда делал, когда в бой бросался. Но глупостей вытворять не стал. Отстегнул перевязь с квачем, снял пояс с кобурой, положил с ним рядом ручной плазменный метатель.

«Ежели не им верить — кому тогда? Да, Оли?» — беззвучно произнес он.

Глава 23

Ну хоть с платформы нас не ссадили, и то хлеб! Забрали оружие, деактивировали метатель и, усадив на корму, повезли в монастырь. Молча, причем — по дороге к Сосновску сопровождающие с нами почти не разговаривали. От пытавшегося вызнать причину ареста Стефа отец Иннокентий только отмахнулся:

— Не мое это дело, Страж. Приказ архимандрита я исполню, а дальше вы уж сами разбирайтесь. И вопросов мне не задавай, не знаю я ответов.

Но было видно, что какой-то информацией он все-таки владеет. Уж больно взгляды на моего подопечного он кидал красноречивые. Так смотрят на душу погубленную — с жалостью, замешанной на малой толике отвращения. Что-то знает? Про ведьм и мага? Если да, то откуда?

Общинники же, приданные игумену в качестве усиления, и вовсе оказались настоящими бирюками. Даже тот, на которого отец Иннокентий при первом разговоре со Стражем зачем-то посмотрел, поддержки ища или одобрения. При более пристальном осмотре ополченец этот оказался простым общинником, а никаким не ревнителем — таких мозолистых рук у священства отродясь не бывало.

В общем, ни словечка не произнес никто из нашего почетного караула за те три часа, что мы добирались до стен обители. А там и вовсе все скомканно вышло: мужики поклонились настоятелю и повели лошадей на конюшню обихаживать после дороги, а сам игумен повел Стефана в темную.

Сосновский монастырь больше походил на крепость, которой, впрочем, он и являлся. Толстая, из красного кирпича, стена с бойницами поверху была расписана белыми охранными символами. За стенами жались друг к другу хозяйственные постройки, только центральное здание — церковь — стояло в центре и имело вокруг себя достаточно свободного пространства.

Раньше, согласно архивам, православные церкви увенчивались куполами, крытыми сусальным золотом или медью. В нынешние времена подобные «украшения» не использовались. Здание церкви было крепким строением с толстыми стенами, узкими окошками и островерхой крышей, на которой даже летающему демону удержаться было бы сложно. Больше всего по архитектурным признакам здание походило на готический костел.